Пробуждение

Ночь была непривычно тихая, даже крысы, которых тут было множество, куда-то скрылись. Он лежал и прислушивался к происходящему снаружи, но не мог уловить ни одного звука.
«Тревожно» — подумал он. — «Что-то будет… не такое, как всегда – что-то необычное…» Но тут же поймал себя на том, что он не знает, как оно это самое «всегда». А еще он не помнит, что значит «необычное». Слова сами всплывали из остатков больной памяти, формируя перед внутренним взором странный узор, смысла которого он уже почти не понимал. А еще он не помнил, почему «уже», а не «еще», хотя твердо знал, что именно «уже» и никак иначе.
Послышались тихие шаги — кто-то приближался.
«Мужчина — шаг твердый и размеренный, но осторожный, а не испуганный» — подумал он, — «высокий — интервал между шагами длинный, в длинной одежде или плаще — слышно, как задевает траву на дорожке у дома».
Тут снова пришло осознание, что практически ничего из сказанного им же не понимает. «Мужчина — это мужчина, то есть как я… а интервал… не помню… мысли путаются… да что же со мной?»
Пришелец шумно возился около дома, чем-то стучал, что-то пыхтел. Эх… жаль, что он не может выйти — ноги не слушаются, а во всем теле слабость и холод. Как этот холод надоел за последние дни — так хочется согреться, выпить горячего чая или молока, но где же их взять…
А что было до этого? В памяти мелькали какие-то лица, яркие краски, а в районе затылка застыло странное чувство сосущей пустоты — оттуда волнами разливался по телу этот мертвящий холод. Он сковывал конечности, сжимал ледяными тисками сердце и, казалось, подбирался к самой душе. Пришелец начал говорить громче, тело отзывалось на слова забытой уже болью, источник холода в затылке начал пульсировать и дергать, словно туда привязали веревку и тянут грубыми рывками, пытаясь выдрать из тела, вывернуть наизнанку.
«Уйди или хотя бы замолчи, мне плохо…» — пытался сказать он, но губы не слушались, его трясло и корчило от невыносимой боли, — «Как можно причинять такую боль, просто говоря что-то?! Уйди!»
Тут невидимый трос, привязанный к затылку, дернуло со страшной силой, яркая вспышка затмила сознание, из груди вырвался мучительный стон, и все поглотила тьма.
Он осознал себя стоящим нагим на морозном осеннем воздухе, а перед ним, раскинув в стороны руки, стоял высокий мужчина в черном балахоне с капюшоном, закрывающим лицо. От всей фигуры мужчины исходило спокойствие и ощущение жестокой силы. Ярость от незаслуженно пережитой боли горячими волнами затапливала сознание. Он потянулся к мужчине с единственной мыслью — разорвать, убить, отомстить… В душе закипали злые слова, которые он сейчас скажет в бледнеющее лицо этому извергу, этому наглецу, этому…
Бесплотные губы на видимом только черному человеку лице разошлись и слова обрели свободу…
Стоящий на краю разрытой могилы дух скорчился и еле слышно прошептал: «Я повинуюсь, Мастер…»