Недавно читал лекцию, и после нее мне задали вопрос: «как так получается, что вы — практик (маг, колдун, нужное подчеркнуть), а говорите на лекциях, что без веры никуда?»
-> Сразу предупрежу, что все изложенное ниже — это мое личное мнение, основанное на рассуждениях. Никому его не навязываю и ничьи чувства не хочу оскорбить.
Первое, что тут нужно понимать, это то, что религия и вера — понятия вообще не тождественные. Точно так же как не тождественны богословие и теология, занимающиеся этим вопросом в разных модальностях.
Религия это мировоззрение, построенное на определенных традициях, включающих в себя системы символов и определенные догмы.
А вера (в данном контексте) это не просто убежденность, а особенность и ключ познания, который работает на принципе соотнесения субъекта и объекта веры.
Обычно такое определение дается довольно сложно, поэтому я попробую его раскрыть.
До формирования мировых (по большей части монотеистических) религий современности, вера не была формализована как категория чего бы то ни было, однако я считаю, что уже тогда была заложена в сознании человека и являлась важнейшим аспектом существования культов.
Верил ли древний грек в богов? Нет, не верил. Он просто твердо знал, что они существуют. Однако, откуда он «знал», что они выглядят так, а не иначе? Почему подавляющее их большинство (те, кто участвовал в творении человека, по меньшей мере) было похоже на людей, а не на Древних Лавкрафта с сотнями щупалец, например? Фантазии не хватало? Вот уж дудки, почитайте мифы — с фантазией все было в полном порядке.
Просто человек подсознательно мог принять над собой только кого-то такого, кто похож на него, понятен ему в основных чертах — от вождя и до божества. Ведь по мифам, боги сотворили людей? Ну так и почему они должны сотворить что-то, не похожее на них самих? Принцип достаточного основания — основа человеческой логики, даже если его сформулировать на уровне «от осинки не родятся апельсинки».
И человек ВЕРИЛ в здравомыслие природы, выраженной в богах.
Много позже, тысячелетия спустя, Рене Декарт сформулирует эту мысль следующим образом: «Только потому, что Бог создал меня, я верю, что я создан по Его образу и подобен Ему. В этом подобии образа и состоит идея Бога. Это подобие — я сам.» (с)
В самый древний период перехода человечества от тотемизма к политеизму, эта еще не формализованная вера стала инструментом проецирования и познания в проекции обожествленных и персонифицированных явлений природы (а позже и явлений социума). Антропоморфизм (или зооантропоморфизм в Египте, например) стал способом понимания характеров и ролей богов, а через них — природы на уровне примитивной сути вещей.
Если бы мы говорили «на пальцах», то это выглядело бы так:
Видите изображение мужественного божества в воинских доспехах, с бородой и огромной секирой? Ну вряд ли это богиня домашнего очага, да? Или видите человека с головой крокодила? Очевидно же, что у него есть определенные сложности с темпераментом.
Много позже, в период становления монотеистических религий, вера как категория вышла на передний план в формализованном виде именно в христианстве, которое позиционировало себя в философском отношении в пику античности. Христианские мыслители открыто вступали в полемику с философами Рима, они оспаривали суждения именитых греков. И именно на примере истории христианской философии мы можем увидеть, как менялся подход к значению и роли веры.
Тертуллиан (2-3 в) говорит: «Верую, ибо нелепо». Для поверхностного читателя это похоже на попытку «заткнуть пробелы чудом», то есть обосновать верой то, что не выходит обосновать логикой. Однако, в полемике Тертуллиан прямо говорит, что какой смысл верить в то, что мы уже знаем, что уже охватили разумом? Ведь оно уже объяснено на уровне человеческом. Но есть вещи, которые так объяснить пока невозможно, а значит, в них можно только верить.
Но уже в 4-5 веках Августин Блаженный заявляет: «Верую, ибо разумно» («Верую, чтобы знать/понимать»). Этим он переводит веру из категории обоснования потребности в категорию познания, чем совершает переворот в христианской философии. Порядок и связь идей, по Августину, должны соответствовать порядку и связи вещей. Если человек живой, он творение живого. Если человек разумен, он творение разумного.
Изучая историю и философию, можно составить себе достаточно ясную картину формирования и развития человеческого познания. И становится очевидно, что на старте науки люди пытались уйти от чуда, уйти от богов, познать суть вещей разумом. Сначала боги греков уступают место «Богокосмосу» Ксенофана, потом «двум Богам» Платона, те — Богу-Перводвигателю Аристотеля и тд… От идеи божественного откусывают по кусочку, но никак не могут устранить ее полностью, создав картину мира, в которой нет богов, но и не нарушены законы логики.
Этот путь длиной примерно в 3 тысячи лет привел человечество к тому, что мы не можем точно объяснить, откуда взялась вселенная. И, что особенно печально, не можем понять, откуда взялась жизнь. Не на Земле, а вообще как таковая. Последние исследования, основанные на фундаменте теории Большого Взрыва (просто принятой за основную, но не являющуюся единственной) снова приводят нас к тому, что что-то настроил точку старта с точностью, превышающей 10^(-2000)…
Но даже такой путь познания посредством периодического осознания своих ошибок лучше, чем никакого.
Мы познаём, пока есть непознаннное. А непознанное существует до тех пор, пока есть непознаваемое. Что это за непознаваемое — Бог христиан, Аллах мусульман, Хаос Гесиода, Апейрон Анаксимандра или те же Древние Лавкрафта и еще тысячи и тысячи имен и названий — это вопрос богословия.
Но вера в непознаваемое — обязательный критерий самой возможности познания. И вот эта вера у меня есть, кем бы я там ни считался.